Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У преподавателя естественных наук кончается терпение, но она делает над собой усилие и молчит, позволяя ему продолжать.
– Мы здесь с единственной целью – вспомнить, кто мы такие.
– Какие еще глупости я от тебя услышу?
– Теперь у моей жизни появились цели. Первая – спасти Геба, прежде чем его цивилизация утонет без следа. Вторая – сделать все для того, чтобы наша нынешняя цивилизация получила тот же уровень духовного расцвета, которого достигала когда-то и о котором потом забыла.
– Мир без армии, без полиции, без правительства? – иронизирует она.
– Без денег, без работы, без собственности.
– Это называется анархия, мы уже видели, к чему это ведет.
– «Наши» исторические анархисты ошибались. Они больше думали о разрушении прежней системы, чем о строительстве новой. Поэтому у них ничего не вышло. Он забыли о своей цели – коллективном счастье.
– «Коллективное счастье»? Тоже пробовали, называется коммунизм. Все видели, к чему это приводит: к диктатуре усатого или пузатого, которому прислуживает шайка продажных клевретов, при помощи террора превращающих людей в рабов.
– В коммунистических экспериментах, предпринятых человечеством, никогда не применялись постулаты Карла Маркса. Он, кстати, всегда говорил, что настоящий коммунизм может появиться только в Германии и в Англии, единственных странах с достаточно образованным рабочим классом и студенчеством. Он заранее дезавуировал большевиков своим утверждением, что стране, находящейся по уровню развития в Средневековье, никогда не построить такого передового общественного строя.
– Напомню тебе твои же слова о том, что в обществе атлантов не было ни земледелия, ни животноводства. Как ты собираешься кормить людей?
– Сами будут кормиться. Самостоятельно, с огородиков. Автономия. Долой работу, долой деньги.
– Деньги-то чем тебе не угодили?
– Я видел в Израиле, как работают кибуцы. Там обходятся без денег, все действуют в групповых интересах.
– Группы маловаты. Если я правильно помню, в одном кибуце в среднем несколько сот человек. Взгляни на общины хиппи 1960-х годов, все они полопались одна за другой из-за внутренних разногласий.
– Уверен, людей доброй воли можно убедить отказаться от личных интересов ради успеха более амбициозного проекта, превосходящего личные чаяния.
– Это возвращение в предысторию. Ты открыл скорее архаическое общество племенного типа. Сам говоришь, что они не знают ни колеса, ни железа, ни лошадей. Все это еще не изобретено. Возвращение к охоте и к собирательству – какая же это эволюция? Послушать тебя, примитив – высшая форма цивилизации. Получается замкнутый круг. И это проповедует учитель истории! Ты совершенно не разобрался, что такое прогресс. Ты восхитился доисторическим племенем, питающимся кореньями и еще не организованным какой-либо властью!
– Они живут не племенем, а в большом городе с совершенной архитектурой и впечатляющими памятниками. А колеса, железа, лошадей у них нет просто потому, что все это им без надобности.
Он идет за кофе и по пути размышляет, как лучше ее убедить. Усевшись, он продолжает:
– Ты не учитываешь, насколько они развили свои психические способности.
Она пьет сильно подслащенный кофе. Снаружи бьет молния, создающая стробоскопический эффект. Элоди откидывает со лба светлую прядь.
– Значит, они практикуют шаманизм. Извини, но ты меня не впечатлил. Все это – свойства первобытных народов.
– Надо полностью поменять парадигму. Я толкую о скачке сознательности, приводящем к высшему виду довольства.
– Без денег, работы, колеса?
– Зато с куда более интересными, как мне кажется, благами: здоровьем, достатком, душевным покоем, радостью совместной жизни, гармонией с природой.
– Утопия…
– Я видел ее собственными глазами.
– Глазами своего духа в регрессии?
– Уверен, можно поспособствовать тому, чтобы это когда-нибудь возникло. Наша система близка к стадии исчерпания. Пора искать что-то другое. Взгляни на людей вокруг: все в стрессе, больны, унылы. Они не удовлетворены своей работой, семейной жизнью, собственным телом. Бодрятся, глотая транквилизаторы, снотворные, антидепрессанты, проводят все больше времени в гипнозе перед экранами, пичкающими их одними и теми же четырьмя смысловыми блоками: сначала «потребляй» и «голосуй», потом «состарься» и «умри». Если никак не помешать дрейфу истории в неверную сторону, то люди будут все глубже погружаться… в кретинизм.
Она озирается и понимает, что некоторые коллеги их слушают. Приходится понизить голос.
– Рене! Ты, такой поборник правды, клюнул на иллюзию. Лично я предпочитаю наш мир с его изъянами этому твоему нереальному идиллическому миру атлантов. Он – детская мечта, только и всего. Опомнись, Атлантиды нет, это фантасмагория, заворожившая тебя, как завораживает мотылька пламя, грозящее опалить ему крылышки.
– Я не мог все это изобрести, я это видел. Откуда-то это должно было взяться.
– Из твоего подсознания. Таким ты воображаешь лучший из миров. Беда в том, что теперь ты намерен учить ему детей, как будто он настоящий.
– Он существовал. Я это знаю.
– У тебя нет никаких доказательств.
– Будут.
В глубине зала возникает кутерьма. Двое в коже обращаются к обедающим, те указывают на учителя истории.
Двое направляются к их столику. Тот, что повыше, предъявляет трехцветное удостоверение с надписью «полиция».
– Мсье Толедано? Прошу следовать за нами.
Теперь все кончено. Я надеялся, что эта чаша меня минует, но это оказалось только делом времени.
– Что вы себе позволяете? – вмешивается в события Элоди. – Вы не можете задержать здесь человека просто так, это храм знаний.
– Мсье Толедано знает, почему мы здесь.
– Успокойся, Элоди. Помнишь, что ты мне говорила про «Ящик Пандоры»? Ты права, иногда вылезших оттуда чудовищ уже не загнать обратно… Я говорил тебе о субличностях… Это неслучайно: я не только твой симпатичный знакомый. Я… много кто еще.
И он покорно позволяет увести себя на глазах у потрясенных учителей.
41.
– Его звали Гельмут Кранц.
Рене узнает скинхеда. Полицейский пододвигает ему две фотографии: раздутый труп и распухшее лицо человека, напавшего на Рене несколько дней назад.
– Неплохой был парень, кажется. Славный, с юмором. Его нашел рыбак, чья леска намоталась на труп. При вскрытии обнаружено ранение, нанесенное холодным оружием типа «кинжал». Причина смерти – это ранение, а не утопление.
Человек напротив Рене скорее симпатичный, но уж слишком решительный. У него тонкие усики, совсем как у солдат Первой мировой войны, однополчан Ипполита.